– Сможешь прикрыть нас сзади, Охотник? – попросила д'Верь. – Я пойду впереди. Ричард за мной.

Она поднялась на несколько ступенек, но Охотник осталась стоять на месте.

– Госпожа? – окликнула она. – Ты идешь в Над-Лондон?

– Вот именно, – отозвалась из темноты д'Верь. – Мы идем в Британский музей.

Охотник прикусила губу и покачала головой.

– Я должна остаться в Под-Лондоне. – Голос у нее дрогнул.

Ричард сообразил, что Охотник впервые выказала что-то, помимо неизменной уверенности в себе, умения все делать в совершенстве и временами веселья за его, Ричарда, счет.

– Ты же моя телохранительница, Охотник! – удивилась д'Верь.

Охотнику, казалось, было не по себе.

– Я твоя телохранительница в Под-Лондоне, но в Над-Лондон я пойти с тобой не могу.

– Но ты должна!

– Я не могу, госпожа. Я думала, ты понимаешь. Маркиз знает.

«Пока ты остаешься в Под-Лондоне, Охотник о тебе позаботится, – вспомнил Ричард. – Ну да, так он и сказал».

– Нет, – сказала д'Верь, вздернув острый подбородок и сощурив многоцветные глаза. – Не понимаю. В чем дело? – презрительно добавила она. – Какое-то проклятие или еще что?

Помешкав, Охотник облизнула губы и неохотно кивнула. Она словно признавалась, что страдает заболеванием, о котором не принято говорить в обществе.

– Послушай, Охотник, – услышал Ричард свой собственный голос, – не глупи.

На мгновение ему показалось, что она сейчас его ударит, что было бы скверно, или заплачет, что было бы намного-намного хуже. Но, сделав глубокий вдох, она размеренным тоном произнесла:

– Я буду рядом с тобой, пока ты остаешься в Под-Лондоне, и буду охранять тебя от любой напасти, какая может встретиться тебе на пути. Но не проси следовать за тобой в Над-Лондон. Этого я не могу.

Сложив руки на груди, она чуть расставила ноги, уперлась ими в землю и как бы напоказ всему Подмирью превратилась в статую женщины, которая никуда не идет, статую из латуни, из меди, из жженой карамели.

– Ладно, – бросила д'Верь. – Пойдем, Ричард. – И бегом стала подниматься по ступеням.

– Послушай, – начал Ричард, – почему бы нам не остаться внизу? Найдем маркиза и тогда все вместе пойдем наверх…

Д'Верь исчезла во тьме над ним. Охотник словно приросла к подножию лестницы.

– Я буду ждать здесь, пока она не вернется, – сказала ему Охотник. – Сам решай, идти тебе или нет.

Ричард бегом, насколько позволяла кромешная тьма, бросился вверх по ступенькам. Вскоре он увидел над собой свет фонарика д'Вери.

– Подожди, – выдохнул он. – Пожалуйста.

Она остановилась, давая ему себя нагнать. А потом, когда он поравнялся с ней и встал рядом на клаустрофобически маленькой площадке, подождала, пока он переведет дух.

– Ты не должна просто так убегать, – сказал Ричард.

Д'Верь промолчала, только и без того сжатые губы сжались чуть больше, а острый подбородок еще чуточку вздернулся.

– Она же твоя телохранительница! – не отступал Ричард.

Девушка молча стала подниматься на следующий пролет. Ричард поплелся следом.

– Мы все равно скоро вернемся, – снизошла до разговора д'Верь. – И тогда она снова сможет начать меня охранять.

Воздух был сырой, затхлый, давящий. Ричард спросил себя, как – не имея канарейки – определить, можно ли здесь дышать, и попытался утешить себя, что раз они не падают, то дышать тут можно.

– Полагаю, маркиз действительно знал, – задумчиво сказал он. – Про ее проклятие или что там еще.

– Да, – отозвалась д'Верь, – надо думать, знал.

– Он… – начал Ричард. – Маркиз… Понимаешь, честно говоря, на мой взгляд, он немного себе на уме, да и вообще плут.

Д'Верь остановилась, лестница перед ними уперлась в кирпичную стену грубой кладки.

– М-м-м… Он настолько же «немного себе на уме», насколько крысы «немного» покрыты шерсткой.

– Тогда почему ты обратилась к нему за помощью? Разве не было никого другого, к кому ты могла бы меня послать?

– Мы потом об этом поговорим. – Развернув данный эрлом свиток, она проглядела каракули, написанные архаическим почерком, потом снова его свернула. – Сами справимся, – решительно сказала она. – Тут все есть. Нам нужно просто попасть в Британский музей. Находим «Ангелус» и выбираемся. Проще простого. Раз плюнуть. Закрой глаза.

Ричард послушно закрыл.

– Проще простого, – повторил он. – Когда такое говорят в кино, это всегда означает, что вот-вот случится что-то ужасное.

Повеял легкий ветерок. Плотность тьмы за его закрытыми веками неуловимо изменилась.

– И к чему ты клонишь? – спросила д'Верь. Акустика тоже изменилась: теперь они были во много большем помещении. – Кстати, уже можешь открыть глаза.

Ричард открыл глаза. Судя по всему, они очутились по другую сторону стены и теперь стояли в углу помещения, которое он принял за склад старья. Но не просто кладовку со всяким хламом: было в этом старье нечто странное и особенное. Это было великолепное, редкое, причудливое и дорогое старье, которое, как правило, ожидаешь увидеть только в каком-нибудь…

– Мы в Британском музее? – спросил он.

Д'Верь нахмурилась: казалось, она о чем-то думает или к чему-то прислушивается.

– Не совсем. Но мы очень близко. Думаю, это один из запасников или какое-то хранилище.

Подняв руку, она коснулась складки старинного костюма, выставленного на восковом манекене.

– Жаль все-таки, что с нами нет телохранительницы.

Чуть склонив голову, д'Верь посмотрела на него серьезно:

– А от чего тебя нужно охранять, Ричард Мейхью?

– Ни от чего, – признал он, но тут они завернули за угол, и он добавил: – Ну… от них, может быть.

– Вот черт! – одновременно вырвалось у д'Вери. Причина, почему Ричард сказал «Ну… от них, может быть», а д'Верь выругалась «Вот черт!», заключалась в следующем: на постаментах по обеим сторонам прохода, по которому они шли, стояли господа Круп и Вандермар. Ричарду они ужасающим образом напомнили выставку современного искусства, на которую однажды водила его Джессика: гениальный молодой художник объявил, что нарушит все Табу Искусства, и для этой цели организовал кампанию систематического расхищения могил, а потом выставил тридцать наиболее интересных плодов своих опустошительных рейдов в стеклянных витринах. Выставку закрыли после того, как художник продал «Украденный Труп № 25» за шестизначную сумму одному рекламному агентству, а родственники Украденного Трупа № 25, увидев фотографию экспоната в «Сан», подали в суд, дабы получить свою долю прибыли, и потребовали изменить название шедевра на «Эдгар Фоспринг, 1919 – 1987, любящий муж, отец и дядя. Покойся с миром, папочка». На заточенные за стеклом трупы в запачканных костюмах и порванных платьях Ричард взирал с ужасом: ненавидел себя за то, что смотрит, но не мог отвести взгляда.

Мистер Круп улыбнулся и стал похож на змею, у которой в пасти застрял полумесяц, от чего его сходство с Украденными Трупами №№ с 1 по 30 только увеличилось.

– Что? – спросил улыбающийся мистер Круп. – Никакого господина «Я такой ловкий всезнайка» – маркиза? Никакой там «Разве я вам не говорила? Она! Наверх подняться я не могу!» – Охотника? – Он помедлил для большего эффекта. Было в мистере Крупе что-то от испортившейся ветчины. – Ну надо же, меня пора покрасить серым и назвать злым волком, ведь передо мной две заблудшие овечки. Совсем одни. А на дворе ночь.

– И меня тоже можно называть волком, мистер Круп, – услужливо сказал мистер Вандермар.

Мистер Круп сполз со своего постамента.

– Позвольте шепнуть вам один совет в ваши мохнатые ушки, милые ягнятки, – сказал он.

Ричард огляделся по сторонам. Должно же быть какое-то укрытие, куда они могли бы сбежать. Он потихоньку взял д'Верь за руку и снова в отчаянии огляделся.

– Ну что вы! Прошу вас, не надо. Оставайтесь на месте, – продолжал мистер Круп. – Вы нам тут так нравитесь. И мы совсем не хотим причинять вам боль.

– Нет хотим, – возразил мистер Вандермар.